Чистовик публикует очерк Марины Маленко о буднях электричек

— Уважаемые дамы и господа, минутчку вашего внимания! Хочу предложить вам (далее по списку) носки, фломастеры, рисующие воздухом, сумку-косметичку, мазь от мозолей, зонт складной, стул раскладной, перекидной календарь, терку для капусты, охотничий нож…

Продажи в электричках — это символ страны. Как березы, например. Или как медведь. Только в отличие от медведя с березой, — символ бессилия, нищеты и обреченности. Особенно с приходом осенней дорожной распутицы.

Вереница судеб. Люди, оказавшиеся на обочине жизни.

Вчерашнее мое вечернее возвращение было феерическим. Только я еще не знала о том, когда покупала билет.

— Добрый вечер, господа — грустно прошелестело от дверей, как только поезд тронулся, и я раскрыла книгу — Доброго вам путешествия. Хочу поделиться с вами своим творчеством. Я прочту вам стихи собственного сочинения…

Молодой мужчина, плохо одетый, какой-то весь замузырканный, со следами умственного недоразвития на лице, прислонившись к боковой части скамьи, видимо, чтоб не упасть в голодный обморок, полушепотом начал рассказывать рифмованные строчки. До меня доносилось что-то про одиночество, облака в лужах и непонимание среди толпы.

Добравшись до середины вагона, «нашему вниманию» было представлено еще одно произведение неизвестного автора, про любовь. Строчки про любовь были такие же невнятные и замузырканные. Про душу, опять же, ангелов на крышах и прочий бред сивой кобылы в безлунную ночь… За аккуратное, впрочем, слушание (без мордобоя, видимо) мы всем вагоном были отблагодарены — «спасибо огромное» и «извините еще раз». А сам автор, ничего не получив в качестве скромного вознаграждения, потащился с творчеством в следующий вагон.

И все мы, погруженные каждый в свои мысли, покатили дальше.

В районе Сходни дверь с шумом откатилась.

В вагон ввалился крепкий парень с баяном (или это был аккордеон?) на груди.Черные очки (по счастью скрывавшие его лицо, лицо крепко выпивающее, но такое — не беспробудно, а основательно: в кругу корешей, под банку консервов и только после работы, и чтоб девицы томно хохотали вокруг), микрофон и чехол от баяна (который перво-наперво был воодружен на верхнюю полку). За его уверенными жестами и основательностью подготовки к выступлению читались годы тренеровок и уверенность в собственных силах. Я приготовилась.

— Аааадобрыйвечер, дамыигоспода! Ййапрошу прощения у тех, кто ко мне затылком! Хочу представить вашему вниманию… (творчество, неужели? — думаю) свое творчество! — задвигал мехами, репетнул пальцами пассаж.

— Божечкимои! Одни творцы вокруг — сказала внутрь себя, прикрыла глаза, чтобы не участвовать в безобразиях даже визуально — скоро хлеб сеять некому станет, и линии электропередач тянуть.

— Ииитааак — зычно, с вызовом, с посылом «в зал», баян интеллигентно вякнул — на просторах радио Электрон, для вас звучит песня «Комбайнеры»! — и задвигал мехами, и неплохим, к слову, голосом, а — главное — с комсомольским задором выдал для изумленной публики позапрошлогодний интернет-хит, про работников сельского хозяйства, которые не бывают в бутиках, зато с удовольствием кормят поросят, служат в армии, разгружают фуры, в перерывах между принятиями внутрь жидкости с формулой С2H5OH.

Публика заулыбалась, запритопывала в такт ногами (эть-эть!), и едва не пустилась в пляс!

— Ну вот, друзья мои — захлопнул баян, прижал его к себе одной рукой, принял небрежную позу (коллективное пение сближает, как известно), доверительно окинул взглядом пассажиров. — такая вот песня о простом народе, который не ездиет на море и в электричках…

К этому моменту, перебрав впамяти все известные мне FM-волны, я поняла, что радио Электрон не существует.

Что он говорил дальше я не слышала, я пыталась понять, кто я есть в таком, случае. То есть, судя по классификации творца, если я еду в электроне — стало быть, уже не народ. А кто? Мидыл класс? Скромная буржуазия?

Пока я разглядывала сидящих вокруг меня на деревянных лавочках графинов и бароннетов, подошло время второго номера нашего концерта.

Творец интимно развел меха (как писал С.Довлатов) и любовно пробежался пальцами по клавишам — стало быть аккордеон!

— Ну и еще отвлеку вас, уважаемые! Вашему вниманию представляется песня — снизил голос — о любви!

Ну все ясно: втереться в доверие публики чемнить легкоузнаваемым и удобоваримым и, рсаположив к себе (я свой, я вам понятен!), «схватить за живое» — технологии поведения.

Весьма энергично задвигал мехами, умца-умца:

— Ааааллямиорнчиик! — я упала под лавку. Потому что после такого захода должно было раздаться как минимуму фросебурлаковское «фииин-скиий нож, со-ба-ка…»

Ан нет!

По сезону.

Она уходит, Он ее догоняет, призывает посмотреть под ноги, потому что там Осень, и Он Ей эту Осень дарит. Дальше что-то про глаза, в которые надо смореться…

Не суть, короче.

Короче — Успех!!!

У него успех, а у всех остальных — конечная станция.

В очередь потянулись восторженные девицы, жали руку, финансировали возлияния, хохотали и строили глаза.

— Иинапоследок, господа, хотелось бы вам втюхать свой альбом! — Творец потряс в воздухе пластиковой коробицей с апокалептичекой картинкой на обложке — на нем вы сможете ознакомиться с моим творчеством. Цена смешная — две тысячи бакинских тугриков, что в переводе составляет двести российских рубликов. Удовольствия — на пять тыщ!

Рядом тут же материализовался какой-то престарелый фанат с двумя сотнями.

— Если хотите заказать корпоратив, то за месяц, вот тут моя визитка, звоните! — передавая Пластинку фанату, лил елей.

Корпоратив — подумалось мне — закажут непременно! В крюковский гаражный кооператив, в честь выхода на заслуженный отдых сторожа дядиКоли, например.

— Ннуипрощаясь с вами, хотелось бы услышать от вас бурные и продолжительные... — окончание фразы утонуло в апплодисментах.

Выпав на перрон, я даже испугалась. А ну как за такую концертную деятельность повысят стоимость проезда, м?!