«Я вырос с ним в одном городе, который ни капли не похож на Венецию. Подмосковный Электросталь – это дымящие трубы, грохочущие промзоны, ржавая вода в трубах, сталинский ампир и вечно недовольная техническая интеллигенция. Где он успел там напитаться всеми этими ингредиентами большой поэзии – для меня до сих пор это неразрешимая загадка» – так писал про Влада Васюхина и его стихи известный публицист Дмитрий Соколов-Митрич.

Поводом для разговора с Владом стал выход его новой, пятой по счету, поэтической книги, названной просто и лаконично – «Весна».

 

— Вы не думали взять псевдоним?

— Неожиданное начало! Вы первая, кто задает мне подобный вопрос. Обычно меня спрашивают: не псевдоним ли «Влад Васюхин», уж очень размашисто это звучит… Зачем?! Уже поздно. Поздно и бессмысленно. Но я недавно придумал себе псевдоним для книжки детских стихов, которая неожиданно для меня самого написалась в прошлом году. Только в наши циничные времена выпустить книжку стихов для детей, на хорошей бумаге и с картинками – это целая проблема. Я устал стучаться во всевозможные «Розовые жирафы» и «Махаоны». Очень дорого!

Издательствам невыгодно заниматься новыми авторами, когда можно бесконечно тиражировать «Зайку бросила хозяйка…». Вообще ситуация с книгоизданием, а главное – с распространением книг – это катастрофа! В книжных магазинах поэзия находится в резервации. Даже в таких крупных, как «Москва», поэтическим сборникам отведено полдюжины полок. Можно возразить, что есть интернет, читайте там, однако это слабое оправдание. Интернет – братская могила. Доля импульсивных покупок высока именно в местах продажи.

— Вас сравнивают с Сергеем Есениным, как вы к этому относитесь?

Влад Васюхин

— Меня? С Есениным? Что вы курили?.. Впервые слышу о таком сравнении. Безусловно, я традиционалист и, возможно, постакмеист, тяготею к Серебряному веку.

Конечно, Есенин повлиял на меня, но не больше, чем, скажем, Ходасевич и Блок, Ахмадулина и ранний Евтушенко, Окуджава и Вознесенский, русская частушка и Пушкин, который мой бог. Не больше, чем Ахматова. Не больше, чем Иосиф Бродский, которого обычно вспоминают, читая мои стихи о Венеции, хотя они совсем не похожи на его венецианские стихи. Только общая тема.

Ну так о Венеции с разным успехом писали многие русские стихотворцы.

Меня? С Есениным? Что вы курили?..

— Чем вам так близка Венеция?

— Об этом, если не убедительно, то, надеюсь, подробно я ответил в книжке стихов и эссе «Высокая вода», которая вышла в 2014 году. Еще много лет назад, побывав в Венеции впервые, я придумал себе такое определение – «любовник лагуны». С тех пор два десятка раз наведывался к королеве Адриатики или, как еще называют Венецию, «Серениссима», что в переводе – Светлейшая, Сиятельнейшая. И я солидарен с Чеховым, писавшем брату Ивану: «Если когда-нибудь тебе случится побывать в Венеции, то это будет лучшим в твоей жизни».

— Кто для вас ориентир?

— В жизни? Умные, смелые, честные, ироничные, талантливые. Назвать имена? Михаил Барышников.

— Опишите свое творчество одной фразой.

— А если я скажу, что это «разговор с Богом», читатели не сочтут меня городским сумасшедшим? Кстати, для меня ненормальны те, кто всерьёз говорит: «моё творчество». Хорошо, процитирую одно своё двустишие:
«Вполне еще способен удивить.
Вполне еще способен удавить».

А если я скажу, что это «разговор с Богом», читатели не сочтут меня городским сумасшедшим?

— В стихотворении «Памяти Евгения Евтушенко» что значат строки, обращенные к России:
«Убивать поэтов ты умеешь,
научись поэтов провожать…»?

Влад Васюхин Фото: Ольга Фомина

— Ровно то и значат. Я считаю, что Путин должен был объявить всенародный траур в день похорон Евтушенко. Можно по-разному относиться к личности и наследию Евгения Александровича, но в его лице мы потеряли национальное достояние, властителя дум. Это фигура масштаба Шостаковича, Смоктуновского или Плисецкой.

Это оскорбительно, что ни президент, ни премьер-министр не нашли времени приехать в ЦДЛ, чтобы почтить память поэта. Мы же понимаем, что для историков Дмитрий Медведев – это мелкий политический деятель эпохи Евтушенко!

— Как вы считаете, что ждет Россию через двадцать или более лет?

— Россия будет! Я оптимист, а потому и не уезжаю из родной страны больше, чем на месяц.

Россия будет!

— Вы – профессиональный журналист. Зоя Богуславская назвала вас одним из лучших интервьюеров. Какой вопрос вы бы задали себе сами?

— Я каждый день задаю себе и миру всевозможные вопросы – от мусорных и сиюминутных до вечных. Сейчас, к примеру, меня волнует легкомысленное: как я проведу лето?

— Бытует мнение, что факультет журналистики МГУ, где вы учились, уже не тот. Так ли это? Как он повлиял на вас?

— Совсем не знаю, какой журфак сейчас. И, честно говоря, меня мало волнует его диагноз, я же не декан. Не думаю, что когда там учился я, а это было после прихода к власти Горбачева, он переживал свой золотой век. Тогда все было сильно прикоммуниженно. Нам приходилось учить историю партийно-советской печати и прочую бесполезную дребедень. Я благодарен университету, но если бы я сейчас был 17-летним, то точно бы не стал учиться на журфаке.

— Как молодому автору лучше продвигать свои стихи?

Влад Васюхин Фото: Халим Лотос

— У меня нет универсальных рецептов. И ни у кого их нет. Каждая большая литературная судьба – это игра судьбы и случая. Раньше внимание к стихам привлекали литературные скандалы. Сегодня я с грустью наблюдаю за стихотворцами, которые стараются быть «женихами на каждой свадьбе и покойниками на всех похоронах». Все это бессмысленно. Умрём, и мир о нас забудет.

Так стоит ли тратить титанические усилия на маргинальные игры, чтобы пощекотать тщеславие?.. Однажды Глеб Шульпяков рассказывал мне, что ему, главному редактору журнала «Новая Юность», юные сочинители жалуются, что их не печатают. Глеб спросил: «Ну а вы когда-нибудь куда-то отсылали свои тексты? Нет? Ну, тогда купите для начала лотерейный билет».

Этот совет я могу дать и себе самому, потому что, если не просили и не предлагали, никогда не отправлял стихи в толстые журналы, где – уверен! – десятилетиями «на поэзии» сидят одни и те же люди, продвигающие свою обойму авторов. А я стараюсь быть вне. Даже ни в какие союзы писателей принципиально не вхожу.

— На кого из современных авторов стоит обратить внимание?

— Конечно, на меня!.. Посоветуйте читателям заказать через интернет мою новую книжку «Весна». В ней стихи о любви.

На меня следует обратить внимание

— Очень скромно. Что в ваших планах?

— Пьеса для замечательной актрисы Театра им. Пушкина Нины Поповой. Новые романсы для актрисы Театра на Таганке Ирины Линдт, с которой сотрудничаю уже давно. Надеюсь, к 100-летию Юрия Петровича Любимова выпустить сборник эссе и интервью разных лет «Таганка: моя и чужая», я давно связан как зритель и журналист с созданным им театром.

— А стихи, Влад?

— Скоро выйдет следующая книжка, которая будет называться «Сложные люди». И еще я хочу выпустить сборник стихов и заметок, посвященных Москве. В нём будут, в частности, «Письма мэру». Эту идею, сам того не подозревая, мне подсказал Тонино Гуэрра, который когда-то написал семь посланий мэру своего родного городка Сантарканджело. Мне кажется, поэт должен говорить с властью, у которой нет ни времени, ни желания, ни привычки читать стихи. Поэтому я напишу прозой о необходимости и неизбежности поэзии.

Влад Васюхин
Из книги «Весна»

***
Меня к тебе тянет.
Цепляюсь когтями
за след твой небесный.
Назвал бы невестой,
да разве захочешь…
Наш праздник закончен.

Как псарню – к охоте,
безруких – к работе,
обжору – к икоте,
монаха – к иконе,
так всеми путями
меня к тебе тянет.

В любви я был стайер.
Когда нас не станет,
пусть светится сталью –
МЕНЯ К ТЕБЕ ТЯНЕТ!
Интимная строчка…
Пока нам отсрочка.

Отмерит нам таймер
весну или вечность.
Меня к тебе тянет.
Продлим этот вечер!..
«Тебя ко мне тя… Нет?»
«Останется тайной».

БРОДСКИЙ В ВЕНЕЦИИ

Он бывал здесь чаще, чем пожар.
И обычно грузноват, а не поджар,

он вышагивал со свитой, как павлин,
чаще, правда, шел задумчив и один.

Или женщина с ним шла, Мариолина,
это повод повторять, что жизнь – малина.

Он не граф, как муж её, но в чем-то граф,
на Венецию имел не меньше прав.

Часто он напоминал себе кота.
Это счастье. Остальное – маета.

И теперь его палаццо – Сан-Микеле,
остров мёртвых.
Разве мёртвых?
В самом деле?

 

***
Торговка розами на Киевском вокзале
сказала: «Вы похожи на грузина…»
и уточнила хрипло: «На артиста…
Фамилию забыла я его…»

Я рассмеялся: «Боже! На грузина?..»,
польщенный комплиментом: «На артиста?..
Ну разве что внутри… на Цискаридзе…
И он букеты покупал у вас?»

Торговка розами (вчера – Манана-персик,
сегодня – толстая, растрепанная, в чёрном)
гипнотизировала: «Эти не берите.
Они не пахнут розами совсем…»

И я ушёл, не споря, не торгуясь,
с охапкой роз, что пахли виноградом,
ее руками и ее обедом,
ее случайным Киевским вокзалом,
неся букет свой, как несёт артист…

 

***
Ты говоришь, я светлый?
Не доверяй молве!
Не знаешь ты: я с ветром,
да, с ветром в голове.

Не мной написан «Вертер»,
шагаю налегке –
в кармане тоже ветер
и ветер в кулаке.

Представь: о том, что смертен,
нисколько не грущу:
бросать слова на ветер
однажды прекращу.

Умчит меня дорога
в прекрасные края
за то, что редко Бога
собой печалил я.

Я стану знаменитым
на разных полюсах:
«Вы только посмотрите –
он с ветром в парусах!».

 

Беседовала Кристина Татарникова