Рассказ «Пока»

Из собрания «Возможные истории»

1

Жаркий понедельник, когда ничто не может пробудить так сильно, как пара куплетов джаза, глоток рома и затяжка.

Так начинался еженедельный день одного из самых бедных парикмахеров на самой богатой улице.

Была еда, была рубашка, был отец и в душе  — ушедшая из жизни мама.

На «раз-два» парикмахер включал радио, на «три-десять» разливал ром и поджигал сигарету. Музыка, глоток, дым — отлично. Новый день. Новые волосы.

2

Сделав себе утреннюю прическу, парикмахер отправлялся на работу на своем автомобиле. Благо дом был рядом с парикмахерской. По пути он всегда заскакивал к одной барышне за завтраком и сигаретами, где, плюс ко всему, брал себе газету о моде и стиле.

Иногда позволял себе в перерывах изучать лингвистику и, в частности, латынь. Не умел готовить. Стриг.

Рабочий день длился восемь часов, два из которых — перерыв.

Стулья были чисты, бритвы были вымыты, ножницы сложены. Парикмахер был готов.

— Доброе утро! — произнес громко и сладко парикмахер, войдя с шумом в дверь.

— И тебе доброе.

— Как дела, ребята?

— Все отлично, Гарри.

— Меня кто-нибудь ждет?

— Пока еще нет. Погляди, рань какая. Кто на голодный желудок дает затыльники свои стричь?

Парикмахер улыбнулся:

— В точку. Кофе есть?

— Он все еще варится. Подожди немного.

За время ожидания парикмахер пустил в себя очередную рюмку рома и заел его чесноком, чтобы посетителей не спугнуло пьяное состояние парикмахера. Все напротив считали, что таким образом, а именно поедая чеснок, он следит за своим здоровьем.

Щелчок готового кофе звучал в тот момент, когда выпивка, подобно грязному пирату, отправлялась по жилам парикмахера.

Он всегда во всем успевал, так как был силен в арифметике и высшей математике, а также знал разделы биологии и экономики. Вместе с отцом он пережил голод во времена домашней «депрессии» и каждой вещи цену знал. Отец был рабочим на заводе, а мать — бухгалтером. Сына было некому стричь, поэтому он научился стричь себя сам. Так Гарри и стал зарабатывать бритвой.

Дверь открылась, шляпа сползла, пуговица расстегнулась.

— Доброе утро, Гарри!

— Доброе утро, Марти.

Гарри — имя парикмахера. Марти — имя аукционера. В прошлом Марти продавал автоматические винтовки, а сейчас выставляет автомобили легкового класса и автобусы.

— Доброе утро, ребята. Оу… Стейси?

Стейси — имя кассового приемника. Не любит чаевые, предпочитает колу.

— Здравствуй, Марти.

— Здравствуй. Приятно видеть тебя в этом платье.

— Марти, — переведя взгляд Марти на себя, сказал Гарри, — на Стейси глядеть сюда пришел? В музей попал?

— О, нет, Гарри. Сегодня я пришел сюда не просто так, ведь сегодня особенный день. И поэтому я хочу, чтобы ты…

— Постриг тебе бороду и оставил усы. Еще зачесываем волосы в бок воском, а висок и шею бреем под ноль.

— Все верно, — подметил жестом вытянутого указательного правого пальца Марти, — но ты кое-что забыл.

Несколько удивившись, Гарри спросил:

— Что же?

— Ты забыл, что усы мы тоже укладываем воском.

— Укладываем воском?

— Да. В особенные дни мы всегда укладываем усы воском. Еще и по четвергам. Неужели забыл?

В этот неловкий момент Гарри вспомнил не про усы, а про то, что он выпил утром больше обычного: вместо 50-ти грамм, он выпил 75, лишив себя памяти.

— Да… конечно, конечно…

— Стареешь, старина.

— Старость — не радость…

— К черту.

— Присаживайся. Я отлучусь ненадолго.

Отправившись в уборную и добравшись до раковины, Гарри стал мыть лицо и зачесывать волосы назад, сбивая прежнюю прическу.

— Чертов ром, с чего бы тебе меня сегодня подводить?

Подобные ошибки для принципиального Гарри были критичны, так как он всегда желал быть и был точен во всем. Но в этот час Гарри подставила его выпивка и это, по мнению самого Гарри, влияло на его репутацию. Он считал, что любая неудача может сломать его.

— Прости, Марти, тяжелая ночь. Зачитался.

— Вовсе ничего. А что читал?

— Бродского.

— Бродского? Это кто? Молдаванин? — спросил Марти, глядя на суетившегося Гарри.

— Нет, русский. Это писатель и поэт. Повернись. Кстати, будешь пить?

— А что есть?

— А что хочешь?

— Виски.

— Сейчас. Стейси, принеси моему другу виски. Новую выпивку завезли вчера и поставили в подвале, кажись.

— Вчера я тоже, кстати, читал, — решил вставить Марти.

— Что читал?

— Читал, что морская пехота предпочитает работать на суше. Так они остаются сухими.

— Сухими?

— Ну, в воде же они намокают. А на суше они будут сухие. Получается, что морпехи не любят воду.

— Что за бред ты читаешь, Марти? Хочешь сказать, что и твой отец тоже не любил воду?

— Мой отец не любил мою мать за то, что она ушла от него к соседке.

— Начинается… Ради Бога, Марти, давай не сейчас…

— Почему? Я хочу об этом поговорить.

— Да хватит этой истории. Ты каждый четверг рассказываешь об этом мне. Я уже наизусть все знаю, наклони голову.

— Эта история, Гарри, учит меня не допускать ошибки моего отца.

— Какие ошибки, черт возьми? Твой отец не виноват. Это же не он из семьи ушел.

— Вот оно, вот! Мы всегда ищем виноватых во всем, Гарри. Вот прям всегда. А ты не думал, что мы сами во всем виноваты, сами виноваты в наших бедах? Мой отец всегда винил маму за то, что она бросила его. А почему она его бросила, скажи мне?

— Не знаю даже. Здесь подрезать?

— Да нет, лучше оставь… А я знаю. Мать бросила отца, потому что он настоящий представитель скотного двора; ублюдок, что свет не видел. Кстати, шею квадратом сделай сегодня.

— Хорошо.

— Отец пил так, будто бы боялся, что выпивка пропадет без него. Черт, ты же сам лично помнишь, как он пил. Не соври мне.

— Я помню, Марти.

— А как он бил ее, помнишь? Как он издевался над ней, оскорблял ее, постоянно обвинял во всех своих бедах?

— Это тоже помню. Он же вроде даже сел за побои, в 19-ом кажись? Нет?

— В 17-ом. Его посадили на 6 месяцев, а толку никакого. Он после того, как вышел, наехал сразу же на мать, мол, она виновата, что он отсидел. Кажись, побил или не побил… Не помню точно. Мать его ведь долго прощала, а потом ей в один день все это осточертело, и она просто от него ушла к своей подружке. Сколько мать терпела выходки отца, сколько она ревела из-за него. Боже! Всему есть предел, Гарри, всему. Не всегда во всем виноваты другие, иногда в наших ошибках, Гарри, виноваты только мы.

3

День подходил к концу, как и неделя. Сегодня можно было хорошенько выпить, хотя Гарри много пить не стал. Гарри стал много думать о том понедельнике, когда стриг Марти.

— Почему же? — таким вопросом вслух задался Гарри.

Ему было интересно: почему в тот день, когда пришел Марти, он выпил больше обычного. И как так получилось, что именно в понедельник, а не в четверг, засранец Марти решил уже в который раз рассказать историю про своего отца. Гарри казалось это каким-то странным событием.

— Хватит думать. Пора бы нажраться.

4

Воскресенье.

Гарри стоял у плиты. Чайник свистел. Прозвенел звонок в дверь. Гарри стоял, звонок продолжал звучать громче чайника. Придя в сознание, Гарри сонным взглядом и походкой двинулся открывать дверь.

— Хватит, хватит… Я уже иду…

Дверь открылась. Перед Гарри встал Марти с усами и щетиной на лице, которое блистало улыбкой.

— Твою ж мать, Марти. Какого черта?

— Я женился, Гарри!

— Что? Погоди, на ком это ты женился?

— На Стейси, Гарри, на Стейси из твоей парикмахерской.

— На Стейси? Ты что, мать твою, женился на Стейси из моей парикмахерской, или мне послышалось?

— Да, Гарри! Да, на твоей Стейси. Я так счастлив, дружище, так счастлив — ты не представляешь!

— И ты даже не сказал мне? Почему ты мне не сказал, что женился на ней?

— О чем я говорил только что, черт возьми? Я же сказал, что женился. Что ты завелся-то так с утра? Опять бурная ночь со своим этим Гродским?

— С Бродским вообще-то. Его фамилия Бродский.

— Бродский, Гродский, какая разница? Ты бы меня лучше в дом пригласил, угостил бы чем-нибудь.

— Марти, засранец. Ты меня удивляешь, конечно. Мог бы меня позвать. Почему не позвал? В чем дело?

— Да ни в чем. Мы, если честно, вообще никого не звали… Ты впустишь меня или нет?

— Да-да, проходи. Обувь можешь не снимать.

— Ну, она грязная, если что…

— А, да? Тогда снимай. Не будешь же ты по полу моему чистому ходить в грязной обуви?

— Да иди ты. Ты дома один?

— Как видишь.

— Сейчас я лишь вижу твой коридор и твою несвежую воскресную рожу.

— Ну, разумеется. Это ты же только, Марти Ворт, можешь приходить в воскресенье в 9 утра.

— Я парень ранний, много спать не люблю, знаешь ли. День не упускаю — костюмы выбираю. Вот видишь: новый костюм, — пройдясь руками по костюму, заявил Марти.

— Ох, мать твою. Где ты его взял? — произнес с эмоциями Гарри, оставив стакан и двинувшись к Марти. — Откуда он у тебя?

— «Откуда он у меня». Гарри, идиот, откуда он у меня может быть? Я его купил вообще-то.

— Да это же чертовски охренительный костюм. Дай мне его померить.

— Попридержи-ка коней, хорошо? У тебя на два размера больше, он тебе будет мал. И еще… Я в этом костюме женился, чтоб ты знал.

— Ах, ты ж гаденыш, Марти. В этом-то костюме на свадьбу топать. Знаешь же ты, как дам привлекать.

— Не дам, а даму. Мою Стейси — теперешнюю жену.

— Ох-ох, смотри-ка, как мы разогнались. Хорош, засранец, хорош. Давай-ка мы за это выпьем. Много поводов сегодня.

Гарри с восхищением глядел на Марти, а Марти выглядел так, будто бы все достояния мира уже у него в кармане. И ведь его можно было понять: новый костюм и жена — разве этого недостаточно?

Пока Гарри и Марти выпивали за сыгранную свадьбу и новый костюм, Стейси сидела вместе со своими подругами в баре и праздновала новую супружескую жизнь, не сообщив об этом Марти, в надежде, что еще до его возвращения, она успеет вернуться домой и оклематься после пьянки.

Каждый из них: Гарри, Марти и Стейси — были счастливы. Ведь совсем недавно, 4 июня, был заключен брак между Марти и Стейси.

— Марти Ворт, согласен ли ты взять в жену Стейси Илизби?

— Да, — поглядев на Стейси, произнес Марти, — я согласен.

— Стейси Илизби, согласна ли ты стать супругой Марти Ворта?

— Да. — поглядев на Марти, произнесла Стейси. — Да, я согласна…

— В таком случае, никто не в силах помешать вам быть вместе. Помните, что ваш брак — это союз между двух сердец, и вы обязаны быть верны друг другу и быть рядом в горе и в радости. Марти, сын мой, я хочу обратится к тебе. Пойдем на минутку.

Уйдя в сторонку, мужчины начали разговор.

— Да, Мистер Фрэнк?

Мистер Фрэнк — идиот, священник, в прошлом пьяница и отец Стейси.

— Марти, сынок, ты хороший парень, и я знаю это. Надеюсь, ты понимаешь, какой сегодня для нас обоих день, какой он ответственный. Сегодня ты становишься мужем, взяв в жены мою дочь. Ты ведь осознаешь это?

— Да, Мистер Фрэнк.

— Я рад. Очень рад за вас и за сегодняшний день. Но я прошу тебя: всегда знай, зачем ты брал в жены мою дочь. Не забывай этого. Береги ее от зла и будь с ней нежен. Я прошу. Сделаешь это для меня?

— Мистер Фрэнк, не переживайте. Вы не допускаете ошибку, отдав свою дочь в жены именно мне.

— Я верю, Марти… Верю тебе.

5

— Ну что, девочки, выпьем?

— Ну что, Гарри, выпьем?

Два супруга в две глотки убивали выпивку, не зная границ и предела. Никто им не помог помешать. Они были в своем мире, где не было никого, кроме них и выпивки.

Для них жизнь — это отличный момент, чтобы выпить и отказаться от всех притеснений и сложности выбора. Им было на все наплевать, так как их не касались никакие проблемы. Они считали, что им никогда не увидать смерти, что еще все впереди, и в любой момент, если они захотят бросить стакан, — они смогут это сделать и исправить все, что натворили, все то дерьмо, что вылезло наружу. А ведь в человеке столько много дерьма, что его даже не сосчитать. И как жаль, что многие из нас забывают об этом.

6

Разгульно и дерзко среди своих подруг Стейси позволяла себе танцевать у барной стойки, заманивая «посетителей» и привлекая взгляды. Волосы были распущены, на губах искрилась помада. Стейси виляла своим телом так, будто бы она одинока. Мужчинам в баре нравилось подобное, все-таки они и сами были подвыпившие.

— Леди… — произнес один из парней, стул которого Стейси случайно задела.

— Ах, Мистер… как Вас там?

— Джон.

— Мистер Джон, простите меня великодушно. Я немного не в себе, чуть не упала.

— Вы сегодня прекрасно выглядите.

— Я? Боже упаси. Давайте без вранья. Лучше помогите сесть.

— Стейси! Иди сюда!

— Сейчас, девчонки. Я скоро, Джон… — перейдя на Джона, начала Стейси. — Расскажите мне о себе. А лучше угостите!

— Бармен, налей этой даме все, что она пожелает.

— Мм…Вермут!

— Вермут?

— Вермут, Джон.

Что было в голове Стейси — было не ясно, как и не ясно то, что она себе позволяла. Час был поздний, и наступила пора двигаться домой, но Стейси забыла об этом, как и о своем муже.

Разговор чужого мужчины с чужой женщиной затягивался настолько, что с каких-то пор Стейси начал нравиться Джон, и она решила положить на него глаз. Ей нравилось то, как Джон выглядел: часы на правой руке, кольцо на левой. Поло с молнией. Пробор на волосах и мятный аромат духов.

— Джон, я Вас хочу, — вот так вот резко и прямо заявила Стейси. — Мне кажется: это любовь.

7

— Как, скажи, как ты могла так со мной поступить, Стейси? Мать твою! Да мы же поженились неделю назад. Неделю назад!

Выстрел. Пуля в виске.

Мертвый Марти на земле.

Стейси со слезами. Гарри с цветами.

Церковник, могила, похороны.

Прощай, Марти. Ты не один ушел из жизни. В твоей крови остались ненависть и виски.

Адам Плиев